География преображается одновременно с историей. Во всяком случае, политическая география. Если моря и горы остаются большей частью на прежних местах, то очертания границ, размеры государств и даже их появление радуют калейдоскопом перемен. Столица нашей родины оказывается столицей не нашей родины, вчерашняя провинция – метрополией, а для того, чтобы добраться до города, когда-то привычно посещаемого в выходные дни, требуется пересечь четыре границы. Что не оригинально. Еще в 1920 году Дон Аминадо писал: «И вновь на линии Вапнярка – Кременчуг возникнет до семнадцати республик». Что и случилось. В который раз…
Среди этих «республик» появляются прелюбопытные государства. Или части государств. Память о них, увы, изглаживается довольно быстро. Сохраняются лишь некоторые свидетельства времени: ветхие газетные страницы, невесть каким чудом избежавшие ножниц перекройщиков истории. Была, например, такая газета – «Бессарабское слово». А еще – газета «Наша речь». Обе – заграничные. По всем параметрам. И тогда, в 1939 году, и сейчас, в 2006-м. Издавались они на русском языке с сохранением дореволюционной орфографии. А подписчики жили в Бессарабии. И читали местную прессу одновременно с парижской.
На всякий случай стоит напомнить, что эта была за «географическая новость» – Бессарабия. Вот справка из энциклопедического словаря 1953 года издания:
Часть территории СССР, расположенная между реками Днестр, Прут и низовьями Дуная, у Черного моря. Площадь 44,4 км кв. Население – молдаване, украинцы, русские. С 1812 г. по Бухарестскому миру входила в состав Российской империи. Южная часть Б. была отторгнута от России по Парижскому миру 1856 г. и вновь присоединена в 1878 г. В январе 1918 г. румынские бояре, пользуясь временной военной слабостью молодой Советской республики, захватили Б. Население Б. упорно боролось с захватчиками. 28 июня 1940 г. Советское правительство мирным путем возвратило Бессарабию СССР.
Понятно, что после «мирного возвращения» газета «Бессарабское слово» должна была исчезнуть с «части территории СССР». Скорей всего, именно так и произошло. Но исчезла она, к счастью, не совсем. Отдельные полосы дожили до наших дней – по ним-то и можно судить, чем дышала Бессарабия в 1939 году.
Если просмотреть газетные тексты, выясняется, что далеко не всё население Бессарабии стремилось вернуться в состав СССР. Конечно, коль скоро газета «Бессарабское слово» обслуживала официальные органы власти, освещение событий было тенденциозным. Об этом можно судить хотя бы по заметке, озаглавленной «Оргеевские коммунисты»:
Вчера во второй сессии судебной палаты слушалось в апелляционном порядке дело руководителей новой оргеевской коммунистической организации во главе с Вольфом Шапочником. Помимо Шапочника на скамью подсудимых попали Моисей Чебан, Л. Юсим, И. Яруга, Х. Гробокопатель, Циля Спивак, А. Вайсман и Г. Исидорович, обвиняемые в ведении антигосударственной пропаганды. На суде выяснилось, что В. Шапочник, отбывший уже однажды наказание, продолжал вести коммунистическую пропаганду и подстрекал других к устройству антигосударственного переворота. Оргеевская коммунистическая организация была раскрыта в январе текущего года и всех участников судили в трибунале.
Тут бы и зазвучать «Интернационалу», под воспоминания о солидарности рабочих и крестьян всего мира. Тут бы и ужаснуться издевательствам мировой буржуазии над коммунистами. И содрогнуться ледяной дрожью при страшном слове «трибунал». Не получится. Потому что: «оргеевским трибуналом коммунист В. Шапочник и его сообщники были приговорены к тюремному заключению на сроки от одного года до десяти месяцев. Судебная палата вынесет свое решение 5 июня».
Бедные-бедные Шапочник и Ко, приговоренные империалистами за подстрекательство к антигосударственному перевороту! Да еще подавшие на апелляцию! Это ж надо, томиться в румынской тюрьме от десяти до двенадцати месяцев! Знали бы, за что боролись, Х. Гробокопатель и Циля Спивак! Попади они с таким обвинением в лапы НКВД по другую сторону границы, не видать бы им ни суда, ни апелляции…
Вот, оказывается, чем дышат странички тенденциозного «Бессарабского слова» – нездешней свободой и беспечностью. Как будто на дворе – не 1939-й, как будто меньше чем через год Бессарабия не перейдет в ежовые рукавицы (хотя Ежов к тому времени уже не возглавлял НКВД, но суть-то осталась), как будто через год не начнется самая страшная в столетии война. Первые звоночки-колокольчики, правда, уже слышны: «Военный союз между Румынией и СССР?» – вопрошает сообщение в верхнем левом углу полосы. «Сенсационная статья газеты “Эвр”! По словам этой газеты, между Румынией и СССР достигнуто соглашение», – сообщает «Бессарабское слово». Но рядом – легкомысленная реклама кино. Театр «Одеон», театр «Орфей», театр «Колизей»… «Грандиозная историческая фильма “Маркиз де С.”, говорящая фильма “Поцелуй перед зеркалом”»… И объявление Кишиневской еврейской культурной лиги: «Сегодня состоится лекция д-ра М. Шлисселя на русском языке».
Словно чудом сохранившийся островок дореволюционной Одессы. Заповедник. На страницах «Бессарабского слова» – публикации Бунина и Ходасевича, Жаботинского и Дона Аминадо, Петра Пильского, Ильфа и Петрова. Подборки анекдотов – сколок времени, зеркальце раскованности и толерантности. Вот такой анекдот под названием «Еврей и гитлеровец»:
Идет еврей по одной из берлинских улиц. Сильным ветром сорвало у него с головы шляпу. Проходит мимо гитлеровец и смеется над евреем:
– Ты, глупый еврей! Тебе надо прибить шапку к голове гвоздями!
– Я прибил бы, – ответил еврей, – если бы у меня была деревянная голова, как у тебя.
С «Бессарабским словом» соревнуется в беспечности «Наша речь», помещая заметку, озаглавленную «Как мылись в старину»: «Мадам де Севинье почти никогда не умывалась. Г-жа Ментенон (морганатическая супруга Людовика XIV) мылась, по-видимому, еще реже» и т. д.
Прочтя всё это, можно было бы сказать: люди не понимали, на каком вулкане живут. Быть буфером между советским и германским монстрами – и помещать заметки о том, как часто мылась мадам де Ментенон! Это ли не верх недальновидности? Это ли не полное отсутствие чувства времени? Именно так. Нужно быть Жаботинским, чтобы предвидеть Катастрофу. А остальные как будто дразнились, шутили над пропастью, как шутил LOLO (Леон Григорьевич Мунштейн) в стихотворении «Три этапа» – задирая чудовищ и предполагая, что возмездие будет медлить:
Ч.К. – две буквы, но какие!
Их долго будет вспоминать,
Их вечно будет проклинать
Освобожденная Россия!
Они рассеялись, как дым:
Дзержинский с сердцем золотым
Помре... Почтил его рыданьем
Осиротевший друг Максим –
И стал «великий пан» – преданьем.
Пройдет плеяда дней и лет –
И скажет будущий поэт:
«Ч.К» – две буквы красной были.
Не говори с тоскою: «были»,
А с благодарностью: – «Их нет!»
Конечно, можно было так рискованно дразниться из Ниццы, где жил Мунштейн. Он понимал, что с такой степенью географической отдаленности история до него не доберется... Запредельная дерзость и уверенность в завтрашнем дне как раз и придает особый вкус газетам, имевшим хождение когда-то в малоизвестной ныне географической местности под названием «Бессарабия». Газетам, позволившим себе сочетать на одной странице имена Дона Аминадо, Ивана Бунина, Жаботинского, Ильфа и Петрова…
